В этом году 25 декабря исполнится 40 лет ввода Ограниченного контингента советских войск в Афганистан.
Люди, прошедшие войну, неохотно делятся воспоминаниями. Каждый по-своему вспоминает молодость, но все они верили, что оказывали братскую помощь многострадальному афганскому народу. Их рассказы отражают настроение многих ребят, которые прошли через Афган.
Александр Горлов
«Как-то услышал от знакомой: «А почему у тебя нет наград за Афганистан? «
И мне нечего ей было сказать в ответ. Она все равно не поняла бы, почему тогда там чаще ордена давали посмертно, а медали — за ранения…
Мне повезло, что оказался не раненым и не убитым. Хотя страшнее для нас была не смерть, а мысль, что, может статься, меня даже не похоронят в родной земле. Перед боевым выходом свербела мысль: вот хоть бы на пять минут дали лица родных увидеть, с мамкой попрощаться. Тогда вроде и умереть не страшно. Но не просто сгинуть, а в бою подороже жизнь свою отдать. На рукаве зашивали последний патрон, в левый нагрудный карман клали запал от гранаты, потому как самым страшным было слово «плен».
Мы не плакали когда погибали друзья. Чаще даже не успевали попрощаться с ними: пока приходили с операции, «цинки» улетали в Союз.
Плакать мы стали уже позднее — после возвращения с этой необъявленной войны. А еще слезы радости текли по щекам 15 февраля 1989 года, когда была поставлена точка и мы вздохнули спокойнее, ведь там больше не погибали наши братишки.
Можно сколько угодно ломать копья в спорах и называть нас обманутым поколением, но мы получили боевой приказ и выполнили его. И лично я не сомневаюсь, что многие из афганцев выполнят его снова, когда Родина позовет.
Если вы встретите человека, у которого, кроме знака «Воин-интернационалист», нет ни боевой медали, ни ордена, — это не значит, что он не воевал, не прикрывал отход своих, не жертвовал собой, чтобы спасти друзей. Не спрашивайте афганца о войне — нелюбимая это тема. Не потому, что ему нечего сказать, или там не было героизма. Там подвиг не романтичный. Та война многое поломала и в нашем сознании, и в сознании всего общества.
Время расставляет объективные акценты. Оказывается, наша Афганская война была незряшная. Именно «шурави» тогда первыми встали на пути экстремизма и наркобизнеса, сделав многое из того, что уже десятки лет не получается у мощной коалиции западных стратегов.
Мало кто станет оспаривать, что наши афганцы были настоящими героями и патриотами. Там все было по-настоящему — и дружба, и жизнь, и смерть, и преданность Отечеству!»
Борис Подопригора
Принято считать, что последним из Афганистана вышел командующий Ограниченным контингентом советских войск генерал Громов — выпускник Тверского военного суворовского училища.
Но было еще одно направление: от афганского города Кандагара до советской Кушки. Два ооновца — канадец и фиджиец, которых сопровождал переводчик Борис Подопригора, должны были лично подтвердить прекращение статуса пребывания иностранных войск в Афганистане.
Борис хорошо помнит то заснеженное февральское утро. Лязгая гусеницами по каменистой дороге мимо ооновского поста прогромыхал тягач технического замыкания последней советской колонны.
«По западной оси вывода — советских войск не осталось», — ответил ооновский наблюдатель из Канады на вопрос журналиста.
Строки из «афганского» блокнота литератора Б. Подопригоры:
«Ночное ущелье с зажатой душманским огнем советской колонной. Бензовоз в огне. В кабину бросается костлявый белобрысый сержант. Выруливает из колонны и жмет, жмет на газ. Отвел. Солдат катается по песку. Сбивает пламя…
Тогда в моем блокноте появилась запись: «Не все еще стали наперсточниками!».
С придорожной заставы по-разгильдяйски сбежал одиночный, да еще почти безоружный бэтээр: до родного гарнизона 40 километров, всегда сходило и сегодня сойдет… Заглох на ночной дороге. Машину окружили спустившиеся с гор «духи. Пришлось задраить люки-двери. «Духи» постучали по броне, стали разжигать на ней хворост. Сержант принимает командирское решение — застрелиться всему экипажу. Последним стреляет в себя. Через какое-то время подходит подмога. Откачали одного сержанта.
Отряд «черных аистов», наверное, слишком доверился букве советского боевого устава. Поэтому резонно рассудил, что дистанция между головной походной заставой и основной колонной не может быть километров в семьдесят… Головных «аисты» сожгли заживо, нимало не сомневаясь, что в их руках вся колонна. Пытались даже проникнуть внутрь сожженных машин. Тут-то и подошли основные силы…
Когда все стихло, кто-то догадался снять с останков «аистов» штаны. Обрезанных среди них почти не было, да и бельишко неместное.
Предъявить миру политически востребованные доказательства возможности не было.
В ходе одного из самых кровопролитных боев за всю историю афганской войны — в ноябре 1988-го близ Кишкинахуда, провинция Гильменд, — командир взвода лейтенант Гончар, санинструктор рядовой Абдурахманов и рядовой Семашко три с лишним часа доставали из самого пекла погибший экипаж танка… Доставать оказалось нечего. Взорвалась боеукладка. Принесли из танка один обгоревший автомат…
Жив ли ты, минный тральщик, 14 раз подрывавшийся на своем танке — и значит, переживший столько же контузий?»
