Герой Советского Союза, Председатель Всероссийской общественной организации ветеранов «БОЕВОЕ БРАТСТВО», генерал-полковник Борис Громов стал гостем программы «10 фотографий» на телеканале «Звезда».
«Десять фотографий – это десять историй-исповедей выдающихся современников: военачальников, политиков, ученых, спортсменов, путешественников, космонавтов, актеров, врачей, певцов, художников. Глядя на эти фото, гости Арины Шараповой рассказывают о себе», — говорится в описании проекта.
Некоторые из историй, рассказанных генерал-полковником Громовым на «Звезде», публикует сайт «БОЕВОГО БРАТСТВА».
«В 79-м году я служил в Майкопе. Мне звонит командир корпуса и говорит: товарищ полковник, вы должны быть через 3 дня в Ташкенте. Вас назначили приказом министра обороны начальником штаба 108-ой мотострелковой дивизии. Я говорю: а где она? — Она в Кабуле.
У военных тогда было принято, когда ты уезжаешь на новое место службы, ты одеваешь, естественно, форму и берёшь с собой ещё и парадную форму. Я ехал в Афганистан на войну и тащил с собой парадную форму — приехал на аэродром в этой форме в Ташкент. Смотрю, там народ стоит без погон, без знаков отличия, без папах. Все с оружием, кто в чем. Я выглядел там, как белая ворона. Первое, что я сделал, я постарался папаху незаметно спрятать в чемодан. Эту папаху я ни разу не надел в Афганистане».
«Тогда, в январе 1980-го, я практически не знал о ситуации Афганистане. Я знал только то, что услышал по телевидению. В реальности я столкнулся с тяжелейшей обстановкой, хуже, чем война. Потому что война имеет какие-то правила неписаные. Та война, что была в Афганистане, она была и партизанской, и душманской. Она была страшной».
«Помню своё первое боевое крещение. Прошло месяца два. Мне позвонил командующий армией Тухаринов (генерал-лейтенант Юрий Тухаринов (декабрь 1979 — сентябрь 1980 – прим. ред.) и говорит: я поручаю вам провести боевую операцию и уничтожить банду, и таким образом исключить на будущее обстрелы штаба армии, вашей дивизии и аэропорта Кабула.
Я туда отправил разведку, а вслед пошёл и сам на бронетранспортёре. Сразу началась сумасшедшая стрельба. Когда я услышал цокание пуль о броню БТР, меня охватило оцепенение и паника. Я понимал, что я уже на войне, но когда я услышал вот это цок-цок-цок и вдруг мысль: «а вдруг пробьёт — и что тогда будет?!» Я пребывал в ужасном состоянии. Когда я стал приходить в себя, я увидел глаза напротив сидящего молодого лейтенантика. В глазах страх, непонимание, ужас. Я тогда подумал: слава Богу, он мои глаза не видит, что в них ниписано. Это была моя первая операция. Февраль 1980 года.
Мы в конечном итоге эту банду нашли, разгромили, и примерно месяца на два обстрелы прекратились».
Народный артист России Александр Розенбаум, бывавший в Афганистане с концертами для советских солдат:
«Для меня Борис Всеволодович — настоящий русский генерал. Такой хрестоматийный. Отец солдатам. Гроза врагам. Интеллигентный человек, тут все есть: и воспитание с детства, и образование. Полностью характеризует Громова как настоящего генерала, книжного. Блестящий командир. Замечательный человек».
Борис Громов:
«Отец солдатам — это то, что ты можешь и должен сделать все для этих пацанов, чтобы им было на войне легче. Во-первых, подготовить к боевым действиям, чтобы он не погиб. Успокоить его, чтобы он нормально это все воспринимал. И говорить: ты обязательно выйдешь живым оттуда. Но ты должен помнить то-то и то-то… Я всегда себя настраивал на то, что я в любом случае должен выиграть и при любом раскладе я не должен допустить потерь своих дорогих мальчишек».
«Через полгода после того, как я начал служить в Афганистане, я понял, что решения афганской проблемы не существует».
«Моя первая учительница — Елена Васильевна. Это в Саратове. Школа номер 80. К нам в школу приехал Лев Кассиль — это журнал «Огонек». Меня посадили с девочкой рядом на парте какую-то сценку показать. Когда журнал вышел, там было написано: «Боря Громов оказавшись на парте рядом с Тамарой Граниной ворчал: не буду я сидеть с девчонкой».
Тогда ещё мама была жива. В 1963-м ушел мой старший брат из жизни. 27 лет ему было. Он служил в Венгрии, у него была саркома. Его привезли умирать домой. И когда мы его похоронили, мама резко пошла вниз по здоровью. Она умерла в 1964 году. Она не выдержала того, что ее сын ушёл из жизни. Я ее вижу живой. И глаза ее, и как она разговаривает, и как она кладёт мне в портфель несчастный бутербродик».
«Это было начало 50-х годов, когда я начал ходить в школу. Она целый день торчала на работе. Мы ее с братом видели только, когда она рано утром уходила. А вечером мы уже спали, когда она приходила. Все на ней было. Отец погиб на фронте. Это было, когда меня ещё не было на этом свете. В 1943-м, а я родился через 4 месяца».
«Нас со средним братом воспитывали бабушка и дедушка. Нас никогда не наказывали. Только так, что не пускали гулять. Мы когда с братом ходили смотреть кинофильм, приходили домой, дедушка нас сажал и говорил: «Так, Рыжий (у меня была такая кличка), ты первый начинаешь рассказывать. Расскажи, что вы видели». Мы злились страшно. А только потом поняли: он специально это делал, чтобы, во-первых, нашу разговорную речь тренировать, а во-вторых, чтобы мы понимали реально, о чем речь, чтобы мы могли донести своим языком, где в этом фильме была правда, где неправда, где хорошо, где нехорошо».
«Хулиганил, конечно, много. Стыдно мне не было ни за что. Однажды я залез на высокий забор, и он упал. А завтра должны были принимать в пионеры. И он упал, прижал меня, я чуть не ушёл на тот свет. Хорошо, мужики подбежали и подняли тяжеленный забор. Это фактически мой второй день рождения. И когда об этом узнали в школе, мне сказали: мы хулиганов в пионеры не принимаем. И меня приняли в пионеры только через полгода.
Если у ребёнка хорошие родители, бабушки и дедушки, то детство всегда хорошее. У меня детство было замечательным».
«Я учился в академии Фрунзе. Генерал-лейтенант Георгий Лобов — он был страшим преподавателем в нашей группе. Я был одним из самых хулиганистых в группе. И вот был перерыв между занятиями. Он ушел куда-то там чайку попить. И мне ребята говорят: «Надень, надень его! Посмотрим, пойдёт тебе китель его или нет?» И я его одел. Он был здоровым мне. И вдруг заходит Лобов. Я не знал, куда деться от стыда. Он посмотрел на меня и говорит: «А что?! Тебе идёт. Я думаю, ты будешь генералом. И звезда Героя у тебя будет».
«Кто-то что-то говорил, что он кем-то будет, а я сразу сказал, что я буду генералом. Я и не знал в то время такое слово, как тщеславие.
На мой выбор профессии повалял старший брат, который ушел из жизни. Он тоже учился в суворовском в Саратове. Я же не сразу привык к училищу. Я первый год целый ревел в суворовском училище. Мама говорила мне: «ну привыкнешь, ну подожди». И наконец я привык. На всю жизнь».
«Я занимался спортом много. Для меня пройти на руках, обойти три раза большой спортивный зал труда не представляло. Учеба не особенно доставляла удовольствие. Я стремился быть хорошистом и отличником. Уже в военном училище. Там был курс высшей физики. Я эту физику вообще не понимал, о чем эта физика. И я поспорил с друзьями, что я на экзамене выучу один билет и буду ходить к этой преподавательнице до тех пор, пока не вытяну этот билет. Представляете, дурачок был какой. 7 раз я ходил к ней. И вот на 7 раз я пришёл, взял билет… С тех пор я понял, что 7 — мое любимое число. Я говорю: «я без подготовки готов отвечать вам». Она говорит: «Выше тройки не получишь все равно». И тройку мне влепила. Эта тройка пошла в диплом — единственная тройка».
«Эта история привела меня в Афганистан. Я был начальником штаба дивизии в Майкопе. На одном из медицинских складов пропадает промедол — сильнодействующе обезболивающее вещество. Пропадает огромное кол-во. А тогда за промедол отвечало КГБ СССР. Скандал был сумасшедший. Самое главное, кто отвечает за сохранность — это я, я организую службу. Ну короче, мне это все приписали. Командующий войсками округа Северо-Кавказского — он меня возненавидел и закончилось все тем, что, когда ему позвонили из Москвы и сказали, что от вашего округа нужен один полковник — начальник штаба дивизии — в Афганистан, «пожалуйста, назовите фамилию», он тут же сказал «Громов».
Позже выяснилось, что прапорщик, который был начальником этого склада, он потихонечку воровал эти ампулы и продавал».
«Я понимал, что я все равно окажусь в Афганистане рано или поздно. После окончания академии я специально попросил должность ниже — я поставил себе задачу по армейской жизни пройти все должности без исключения. Командир взвода, командир роты, батальона начальник штаба полка, командир полка, командир дивизии и т.д. Вот только до министра обороны я не дошёл».
«Наташа Ростова — эта девушка в этом замечательном произведении была описана такой, какой я себе представлял настоящую, красивую, романтическую с таким прекрасным именем Наташа. Моя первая жена Наталья полностью соответствовала этому образу, я поэтому на ней и женился.
Бабушка мне сказала: ты женишься вот на этой Наташе. А мы жили в одном подъезде. Мне было уже 27 лет, я приехал в отпуск. Бабушка уже все проработала до этого, и она мне как-то из окна показывает и говорит: «вот, видишь, идёт — это твоя будущая жена. Наташа ее звать». Я говорю: «ты видишь, что она выше меня?» Она говорит: «ты из окна смотришь, как ты определил, что она выше тебя?» Она была со мной одинаково.
Бабушка меня дня через три приводит в эту семью, папа оказался офицером-воспитателем в суворовском училище, он меня прекрасно знал. Говорит: «а что, хороший парень! Как, мать, хороший?»
Начал ухаживать. Это было летом. На зимние каникулы, в феврале месяце, мы поженились».
«Она погибла в авиакатастрофе. Тяжело пережил. Я был в это время в Кабуле. Она летела изо Львова в Москву. Нам выделили квартиру. Крапивин Евгений Иванович был командующим военно-воздушными силами прикарпатского военного округа во Львове. Позвонил ей и говорит: «я лечу в этот же день туда, 3-го, в Москву, на совещание на своём самолете. Полетели со мной». Диспетчер перепутал эшелоны. В воздухе не было ни одного самолета, кроме двух: наш и ту-134. Они столкнулись. 124 человека и на том, и на том самолете погибли…
Я старался побольше быть в Афганистане, там как-то проще это все пережить было. Мне лично».
«Осталась Валентина Ивановна, жена Крапивина. Вместе с ним погибли и два ее сына. То есть у неё погибли все мужчины. Вот они остались вместе — женщины одни теперь. Когда был в Москве, я помогал семье. Потому, что у Фаи осталось две девчонки, 1,5 месяца им было, близняшки. Только родились. Через четыре года я на ней женился. И вот уже 34 года живем. Она замечательная женщина. Фаечка, ты все знаешь, как я тебя люблю. Как ты вкусно готовишь, как ты все делаешь замечательно».
«15 февраля 1989 Сергей Похламков был командиром того бронетранспортёра, которым покинул последним Афганистан — со мной. Я его попросил выступить на митинге, и я его выбрал потому, что он был там, и он был солдат — а выше звания нет в армии. Солдат — это и офицеры, и генералы, и рядовые. Это настоящий солдат. Я не сомневался, что он скажет что-то хорошее».
«Это было в начале июня 1987 года — я узнал, что надо готовиться к выводу войск. Мы собрали все силы разведки, привлекли космическую разведку. То есть мы таким образом сначала прошли все маршруты, проверили их, и не один раз. У нас были снимки всех дорог, всех перевалов, все было, мы наносили специально упреждающие удары по тем группам, которые обещали нам устроить баню».
«Я стоял, смотрел на мост. Я не знал, что там будет мой сын. Такое время волнительное было, и когда мы обнялись, я, честно говоря, чуть не разревелся. Я еле дожил до этого вывода войск. А когда обнялся, еле сдержал себя, чтобы не разреветься».
«Валентин Иванович Варенников. Это выдающийся, потрясающий человек. Когда было ГКЧП, был суд над ними. Всех амнистировали и все согласились с амнистией. Валентин Иванович один единственный потребовал судить его дальше. И на этом суде выступал я. В защиту. Я тогда был заместителем министра обороны. Он мне говорил: «твоё выступление тебе аукнется, ты на этой должности не просидишь и недели». Я сказал: «нет, Валентин Иванович, если я не выступлю, как я представляю дальше?» Я выступил. Я сказал все, что я думал. Суд его оправдал полностью. Была истерика: как это, его оправдали?! Члена ГКЧП?! Подали апелляцию. Состоялся Верховный суд. И Верховный суд его оправдал».
«В августе 1991-го отказался участвовать в штурме Белого дома. Я идеи ГКЧП не поддержал. Ситуация была такая. Я в то время был первым заместителем министра внутренних дел СССР. Министром был Борис Карлович, замечательный человек, который сам ушел из жизни. Он пулю в лоб себе пустил, когда все это увидел. Он мне говорил: никакого ГКЧП нет, хотя сам был членом ГКЧП. ГКЧП, он говорил, кто-то выдумал. Собрали этих людей, они это все заварили, они это все и завалили.
Меня допрашивали долго очень по этому делу. И Фаю допрашивали тоже. По 6 часов. Следователи, они все понимали, чувствовали себя неловко. Допросы были уважительные. Брали каждый день и говорили: с кем вы были, что вы говорили.
Я летел из Крыма, Пуго меня вызвал. Как раз начало ГКЧП было. И я на самолете Пуго летел в Москву, с Фаей. В самолете был стюард, прапорщик, и он что-то на меня наговорил, что я рассказывал, что Горбачёв такой-сякой. А вот эти хорошие, а вот эти плохие.
И следователь мне говорит: «человек есть, который сказал на вас такое и такое». Я говорю: «не может человек на меня сказать ничего такого». Очную он мне устроил с прапорщиком. Зашёл этот прапорщик, побледнел, покраснел, вспотел. Ему следователь говорит: «ну, расскажите, что вы про Бориса Всеволодовича говорили». — «Я вам ничего не рассказывал про Бориса Всеволодовича». – «Все, вы свободны». На этом очная ставка наша завершилась».
«Меня перевели заместителем министра иностранных дел. Восемь месяцев я был в МИДе. А после этого я стал депутатом Госдумы 2-го созыва, а после этого стал губернатором».
Ведущая:
«Правда ли, что в 90-х вас включили в группу по передаче Курильских островов Японии и вы фактически сорвали переговоры и таким образом острова остались наши?»
Борис Громов:
«Было так. В самый переход из министерства обороны в МИД меня включили в делегацию к министру Козыреву. Мы прилетели туда, в Японию. Он мне говорит: «Борис Всеволодович, я вас назначаю вести переговоры по военной части насчёт островов». Я говорю: «вы мне хоть дайте исходные данные — как я должен себя вести?» «Вы умный человек, разберётесь. Вы его послушайте сначала, а потом вы скажете своё мнение». У меня мнение понятно было какое.
Мы зашли в зал. Расселись. Он встал. Я думаю: что я буду вставать? Это же не в наших традициях. Я говорю: «я первый скажу». Переводчик перевёл. Я говорю: «спасибо, что наконец-то начинаете переговоры насчёт этого сложного тяжелого вопроса. Но я не понял, у меня бумаги, вот они передо мной, написано насчёт 4 островов Курильской гряды, но нет названия этих островов и не написано, от кого и кому эти острова должны перейти». Смотрю, он побагровел, встал, посмотрел на меня зверем и вылетел из комнаты. Делегация за ним рванула. Этим закончились переговоры. И приписка островов — как была в советском союзе, так она и осталась».
«Лужков. Я не могу объяснить, почему он не поддержал меня в первом туре губернаторства. У нас были очень хорошие отношения. Естественно, я ему сказал, что принял решение идти на губернатора Мособласти. На что он мне ответил: «я вас поддержу на 100%». И вдруг, когда было создано движение «Отечество», которое он возглавлял, мы собрались обсудить вопрос, кого «Отечество» будет поддерживать на предстоящих выборах. Лужков встаёт и говорит: «Отечество не может поддержать Бориса Всеволодовича (а уже шла предвыборная компания), так как у него самый низкий рейтинг и у него самая плохая организация предвыборной компании. Поэтому я снимаю этот вопрос».
Это было неправдой. Я как озверел от того, что меня фактически предали. И он начал поддерживать Тяжлова. Я остался один со своей командой. Мы объездили всю область. Мы были даже в таких районах, что люди говорили «тут с царских времён никого не было из больших начальников».
Всякое было. Приходили, назначена встреча — то электричества нет, то трубы лопнули и залило зал. Ресурсов не было, ни копейки. У нас было только то, что государство выдавало каждому зарегистрированному кандидату. У нас есть только наше честное имя».
«Когда я стал губернатором, с Лужковым было сложно. Я не мог простить ему предательство. Он своё слово не сдержал. Все мои три срока, 12 лет, он все время ставил мне палки в колёса. На посту губернатора я не занимался популизмом: «наобещал, наговорил, ничего не сделал». Мы с областью с 83 места перешли и были в первой пятерке точно».
«Первые президентские выборы. Мы познакомились в то время очень близко с Николаем Ивановичем Рыжковым. В 1991 году появляется идея выборов первого президента России. Было приятно решение, что на выборы обязательно идёт президент и вице-президент. Меня он пригласил и говорит: «в ЦК КПСС попросили настоятельно идти на эти выборы. А я категорически не хочу». У него только-только инфаркт. «Борис Всеволодович, я остановился на Вашей кандидатуре». Я говорю: «с вами я пойду».
Мы понимали, что мы не выиграем. Мы хотели показать, что есть люди, которые мыслят и хотят другого. Николай Иванович меня выбрал, видимо, потому, что в 91 году у меня был пик узнаваемости. Для меня второе место не победа и не поражение, потому что было понятно, что Ельцин выиграет. После этого у меня никогда не было желания баллотироваться в президенты».
«Сейчас я живу в своё удовольствие. Семья, друзья, друзей много, слава Богу. Встречаемся. Ковид помог мне книгу написать. Моя новая книга называется «Три жизни одного человека»…
