Очерк в честь дня рождения Дениса Васильевича Давыдова сначала думалось назвать «Самый известный гусар России», но самый известный – Лермонтов, разве нет? Лейб-гвардии Его величества гусарский полк, лейб-гвардии Гродненский гусарский. (Нижегородский драгунский смазал, конечно, картинку, но гусар – он всегда гусар, даже такой «гамлет», как Михаил Юрьевич.)
Гусар! ты весел и беспечен,
Надев свой красный доломан;
Но знай — покой души не вечен,
И счастье на земле — туман.
М.Ю. Лермонтов, тоже гусар.
Конечно, поэт и гусар Лермонтов знаменитей, чем гусар и поэт Давыдов. Но Денис куда ярче Михаила! Он и сейчас, как живой — начни только читать о нём. Самый яркий гусар России, человек чести и поэт. Военный трубадур, яркий и веселый, откровенный и обидчивый, словом (двумя) — Денис Давыдов.
Но для начала — сынок суворовского бригадира, которого генералиссимус, великий Александр Васильевич лично благословил на военную службу.
«Этот удалой будет военным. Я не умру, а он уже три сражения выиграет!» — в начале было слово и это было слово Суворова о Денисе Давыдове.
Несостоявшийся кавалергард — не потому, что мал ростом и курнос, а таких не берут в царскую гвардию, взяли же сначала! — а потому, что острый язык в России доводит не только до Киева, но и до Белорусского гусарского полка, и даже дальше! Дело на Руси обычное: острый язык несколько позже переправил корнета Лермонтова из лейб-гвардии гусарского полка — в Нижегородский драгунский.
Кавалергарды, век недолог,
и потому так сладок он.
Труба трубит, откинут полог,
и где-то слышен сабель звон.
Еще рокочет голос струнный,
но командир уже в седле…
Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!
Не обещайте деве юной…
Строки, написанные Окуджавой полтораста лет спустя после яркой жизни гусарского генерала для фильма «Звезда пленительного счастья» — словно цитата из стихов самого Дениса Давыдова, словно цитата из его жизни…
Брата Евдокима направили по гражданской части — в Иностранную коллегию, а потом вышло так, что тот перещеголял военного Дениса: добровольцем участвовал в битве при Аустерлице, был тяжко ранен (пять сабельных, одна пулевая и одна штыковая рана), захвачен французами и в госпитале имел беседу с самим Наполеоном — супостатом, конечно, но тогдашним военным и политическим гением, если что. Как ревновал Денис, упражнявшийся в лихих попойках с enfant terrible белорусских гусар Бурцевым!
Наливай обширны чаши
В шуме радостных речей,
Как пивали предки наши
Среди копий и мечей.
Бурцов, ты — гусар гусаров!
Ты на ухарском коне
Жесточайший из угаров
И наездник на войне!
Какие люди были, какие характеры! Делали себе биографии, как дышали! Чтобы попасть на войну, Давыдов ночью — спорим, что был пьяным? — проник к тогдашнему главнокомандующему русской армии фельдмаршалу Каменскому, разбудил старичка и потребовал отправить себя на войну. Есть версия, что Каменский рехнулся именно в эту ночь: вышел к войску в заячьем тулупе, в платке и заявил: «Братцы, спасайтесь кто как может». Дедушку отставили…
О, ринь меня на бой, ты, опытный в боях,
Ты, голосом своим рождающий в полках
Погибели врагов предчувственные клики,
Вождь гомерический, Багратион великий!
Это Денис написал много позже, а для начала он «простебал» нос великого грузина, главнокомандующего 2-й Западной армией на первых этапах Отечественной войны 1812 года, а тогда — одного из генералов русской армии, воюющей в Европе. Отшутился, что о носе Багратиона хоть можно говорить, а о его собственном так и нечего вовсе — и стал адьютантом. Когда Багратиону докладывали, что, мол, неприятель «на носу», Петр Иванович впредь переспрашивал:
«На чьём носу? Если на моём, то можно ещё отобедать, а если на Денисовом, то по коням!»
П.И. Багратион, российский генерал.
Острых или просто поганых на язык хватало всегда, и грош цена была бы Денису Давыдову, если б дела его не превосходили его остроумия — тогда и впредь. При Прейсишь-Эйлау один бой выиграли именно благодаря ему — в одиночку бросился на отряд французских улан и те, преследуя его, отвлеклись и упустили момент появления русских гусар. Впечатленный адьютантом, Багратион подарил ему свою бурку и трофейную лошадь. Родина отметила гусара орденом Святого Владимира IV степени…
… Он таки увидел Наполеона — при заключении мира в Тильзите Багратион послал его вместо себя. Но мы помним, что это был за мир, и что ожидало Россию.
Война со шведами в Финляндии, война с турками в Молдавии — интермедии перед войной 1812 года, к началу которой подполковник Давыдов служил в Ахтырском гусарском полку — авангарде генерала Васильчикова. Авангард, мы помним, превратился в арьергард — русская армия отступала.
Мы долго молча отступали.
Досадно было, боя ждали…
За пять дней до великого сражения в виду деревни Бородино, принадлежавшей Давыдовым — там вырос Денис Васильевич, там уж разбирали родительский дом на фортификационные укрепления — подполковник предложил Багратиону идею партизанского отряда.
«Ваше сиятельство! Вам известно, что я, оставя место адъютанта вашего, столь лестное для моего самолюбия, вступая в гусарский полк, имел предметом партизанскую службу и по силам лет моих, и по опытности, и, если смею сказать, по отваге моей… Вы мой единственный благодетель; позвольте мне предстать к вам для объяснений моих намерений; если они будут вам угодны, употребите меня по желанию моему и будьте надеждны, что тот, который носит звание адъютанта Багратиона пять лет сряду, тот поддержит честь сию со всею ревностью, какой бедственное положение любезного нашего Отечества требует…»
Русские военные не только вино пили, в карты дулись и в атаки бросались, очертя голову — они читали, и не только вelle lettre: испанская идея guerille, партизанской войны, была прекрасно известна им. «Правильная» кампания Наполеона предполагала, подумать только, 20-дневную победоносную войну против России — с правильным же запасом ресурсов для неё. Русская стратегия — и партизанская война в частности — ломала её. Приказ о создании летучих отрядов был одним из последних распоряжений князя Багратиона — его смертельно ранили в Бородинском сражении.
И мчится тайною тропой
Воспрянувший с долины битвы
Наездников веселый рой
На отдаленные ловитвы.
Как стая алчущих волков,
Они долинами витают:
То внемлют шороху, то вновь
Безмолвно рыскать продолжают.
Начальник, в бурке на плечах,
В косматой шапке кабардинской,
Горит в передовых рядах
Особой яростью воинской.
Сын белокаменной Москвы,
Но рано брошенный в тревоги,
Он жаждет сечи и молвы,
А там что будет — вольны боги!
Отрывок из «Партизана» Давыдова рисует нам романтику дел, в общем-то, кровавых и нелёгких. Мы помним толстовское про «дубину народной войны», которая «поднялась и гвоздила». Ирония судьбы или думать надо — в первую же ночь отряд Давыдова из 50 гусар и 80 казаков попал в засаду, устроенную крестьянами, Денис чуть не погиб: крестьяне не разбирались в военной форме, офицеры говорили по-французски. После этого Давыдов переоделся в мужицкий кафтан и отпустил бороду.
Еще их скок приметен был
На высях за преградной Нарой,
Златимых отблеском пожара,
Но скоро буйный рой за высь перекатил,
И скоро след его простыл…
Денис таки превзошел брата Евдокима — он видел Наполеона дважды, только не смог захватить его, наблюдая из лесной засады; сил не хватало. Более того, Наполеон знал о Денисе Давыдове: приказал при аресте расстрелять его на месте, выделил один из лучших своих отрядов в две тысячи всадников при восьми обер-офицерах и одном штаб-офицере для его поимки. Давыдов с меньшим вдвое количеством людей сумел загнать этот отряд французов в ловушку и взять в плен вместе со всеми офицерами.
Русский гусар, поэт, партизан и просто герой Денис Давыдов жил интенсивно, от души: брал в плен знаменитого генерала Ожеро с двухтысячным отрядом, уничтожал кавалерийское депо французов, с 50 гусарами и 80 казаками в одной из вылазок пленял 370 французов, отбивая при этом 200 русских пленных, взял, между прочим, Гродно.
«Ваша светлость! Пока продолжалась Отечественная война, я считал за грех думать об ином чем, как об истреблении врагов Отечества. Ныне я за границей, то покорнейше прошу вашу светлость прислать мне Владимира 3-й степени и Георгия 4-го класса», — писал этот остроумец фельдмаршалу Кутузову, когда русские двинулись в Европу.
В Европе Денис Давыдов сел. Давно пора было осадить молодца: командуя передовым отрядом корпуса генерала Винцингероде, не по чину взял Дрезден. Самовольно и без приказа — домашний арест.
Но едва проглянет день,
Каждый по полю порхает;
Кивер зверски набекрень,
Ментик с вихрями играет.
Конь кипит под седоком,
Сабля свищет, враг валится…
Бой умолк, и вечерком
Снова ковшик шевелится.
Как немцы в апреле 1945 под Берлином, так и французы под Парижем в марте 1814-го бились до последнего: в дикой рубке под полковником Давыдовым убили пять лошадей, когда он с казаками прорвался сквозь гусар бригады Жакино к артиллерийской батарее, искрошил саблями прислугу, решил исход сражения — и стал генерал-майором!
В европах Давыдов имел славу, далеко превосходящую его известность на Родине: когда русские войска входили в какой-нибудь город, жители выходили на улицу и спрашивали о Денисе Давыдове - посмотреть!
…А после Отечественной войны с Денисом Васильевичем поступили нехорошо. Сначала перевели из гусар в драгуны — а гусары презирали их, это как из ВДВ в мотопехоту — направили командовать бригадой под Киевом. Потом вдруг объявили, что генеральский чин ему дали по ошибке — и он снова полковник! Добили переводом в командиры егерей.
Терпеть уж не было сил — и Давыдов пишет лично государю: не могу, мол, выполнить приказ, так как егерям не велено носить усы — гордость кавалериста. Оскорбленный Денис Васильевич уже сам желал отставки и опалы — но пусть открытой! Однако не вышло — самодержец был в хорошем настроении и ответил: «Ну что ж! Пусть остаётся гусаром». Давыдова вернули в командиры гусарского полка и вернули звание генерала. Но времена изменились…
А теперь что вижу? — Страх!
И гусары в модном свете,
В вицмундирах, в башмаках,
Вальсируют на паркете!
Времена изменились, помрачнели — а может, просто ушла молодость? Вдвое старший своего друга Александра Пушкина, Денис Васильевич состоял в «Арзамасском братстве» — Жуковский, Вяземский, Александр Тургенев, Владимир Одоевский — писал свои яркие стихи и еще пару раз сходил на войну с персами и поляками; был увешан новыми орденами…
Нет, жизнь продолжалась — за рамками этой истории осталось личное, женщины: без них «джентельменский», а точней гусарский набор был бы неполон и даже невозможен, но — мужчины об этом не толкуют, не правда ли?..
Друзья — вот, что оставалось главным, когда долг Родине был отдан сполна: Денис Давыдов был душой дружеского сообщества, веселость его была заразительна и увлекательна, нрав легок.
Умер Денис Давыдов — русский герой, заслуживающий горазд большей славы у своих потомков — рано и быстро, 22 апреля 1839 года, поутру, в 54 года, «апоплексическим ударом» (от инсульта, по-современному), «скоропостижно» — то есть, не мучился. Поклониться ему можно на кладбище Новодевичьего монастыря…
Вмиг Давыдова не стало!
Сколько славных с ним пропало
Боевых преданий нам!
Как в нем друга жаль друзьям!..
Владимир Курносов, редактор сайта «БОЕВОГО БРАТСТВА».
