Никакой конкуренции с Бэтменом, Человеком-пауком или, скажем, с ниндзя – донской казак Яков Петрович Бакланов, которому на Кавказе дали грозно-уважительное прозвище Даджал (Сатана) не выдержит, потому что его нет в телевизоре, нет в школьной программе, нет в сетях. Ну, как нет в сетях, где всё есть – искать нужно, а кому это надо…
Баклановский значок
«Где бы неприятель ни узрел это страшное знамя, высоко развевающееся в руках великана-донца, как тень следующего за своим командиром, — там же являлась и чудовищная образина Бакланова, а нераздельно с нею неизбежное поражение и смерть всякому попавшему на пути», — писал очевидец в середине позапрошлого века.
Парадный мундир донского казака был подобен иконостасу из-за массы высших орденов России. Ордена святой Анны у него были все, от 4-й степени с надписью «За храбрость» — 3-й степени с бантом, 2-й степени даже два – до ордена св. Анны 1-й степени и, отдельно, Императорская корона к ордену св. Анны 1-й степени. Святого Владимира – 4-й степени с бантом, 3-й степени, 2-й степени с мечами над орденом. Св. Станислава 1-й степени, св. Георгия 4-й… Казаку станицы Гугнинской с почетным знаком за 20-летнюю безупречную службу дважды выражалось высочайшее – императорское – благоволение. Прибавим сюда еще золотую саблю за храбрость.
Орден святой Анны 1-й степени с короной, парадный
Сын казака, дослужившегося до звания полковника и дворянства, и казачки Устиньи Малаховой был, как это видно, из хорошей донской семьи и свою завел тоже хорошую, женившись на дочке станичного священника Серафиме Анисимовой. Только был Яков Петрович человеком войны, а не дома – как и положено казаку. Он ушел на службу урядником в 1824 году и закончил ее в 1867-м генерал-лейтенантом – пройдя сквозь десятки и десятки сражений, которых мы даже и не изучаем в школе.
Прежде всего это были схватки с Турцией, с которой Россия воевала поболе, чем с какой-либо другой страной. Если же считать и конфликты, за которыми Турция просто стояла, которые инспирировала, то количество русско-турецких столкновений к югу и юго-западу от Российской империи можно смело удваивать-утраивать. И длить этот процесс и в наше время, чего уж лицемерить.
В рубках с турками в северо-западном углу Черного моря Бакланов с поразительной, но объяснимой огромной личной храбростью и мастерством быстротой стал из урядника – хорунжим. А две своих первых Анны, 4-й и 3-й степеней, получил так: в конце мая первый орден, в начале июля – второй, за покорение турецких городов Месемврии и Анхиало. Которые теперь Несебр с Поморием и ассоциируются у нас с туризмом – как и турки с болгарами. Вторые стали в этих местах хозяевами благодаря русским, первые — перестали ими быть.
Подобно своему шефу генералу Ермолову, покорителю Кавказа, Яков Бакланов прославился больше там, чем на европейском военном театре. Причем «прославился» тут не фигура речи — в казачьих песнях пелось о «страшном баклановском ударе» — Яков Бакланов разрубал шашкой всадника пополам от плеча до луки седла.
Стоит отметить, что и в 19-м веке далеко не все восхищались ветеранами кавказских войн, как и в 21-м – современными. Но и тогда песни слагали, ордена шли, и страна знала своих героев.
Прежде, чем традиционно приступить к примерам героизма донского казака Якова Петровича, надо бы пояснить относительно того «страшного знамени», вслед за которым появлялась «чудовищная образина» Бакланова.
Однажды летом 1850 года, когда уже полковник Бакланов командовал 17-м Донским казачьим полком, на его имя пришла посылка, в которой был большой кусок черной ткани с изображением черепа и надписью по кругу: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь».
Впечатленный Бакланов велел закрепить полотнище на древке, превратив в ужас наводящий личный штандарт — последний штрих к уже заслуженной славе казака, чей стиль хорошо передает история от 1836 года.
Тогда в рейде на закубанские аулы между реками Псефир, Лаба и Белая, раненый в голову, он 10 верст преследовал вчетверо превосходящий отряд горцев, выдерживая их бесконечные контратаки. Когда вышли патроны, он выбрал удачный момент – и его казаки ударили по врагам в пики, опрокинули их, преследовали еще 15 верст, истребив почти полностью.
Прокрасться ночью в чужих обледенелых февральских горах с шестью сотнями казаков и пятью ротами пехоты при двух орудиях сквозь 25-тысячную армию Шамиля; получить ядром в голову – и остаться в строю при Карсе; взъехать на пригорок для руководства войсками, будучи предупрежденным, что его ждет в засаде знаменитый горский стрелок Джанем, и после двух выстрелов горца всадить ему из штуцера пулю в лоб, с седла! – вот стиль Якова Бакланова.
«В воздаяние отличных подвигов мужества и храбрости, оказанных 18-го Февраля 1852 года в делах против Горцев при занятии с боя места, назначенного для переправы войск Чеченского Отряда чрез реку Мичик, причем не только удержана позиция до окончания переправы, но и нанесено совершенное поражение скопищам Шамиля», — обосновывал приказ очередное награждение героя.
А в народе и среди «благородных» пересказывали очередную историю – про то, как в марте 1850 года горцы, убежденные, что «Бокла» знается с сатаной, прознали, что Бакланов ранен – и собрали огромную партию для набега на его лагерь. А Яков Петрович упредил их — ночью, превозмогая боль, лично поднял своих казаков: немногие бежавшие горцы были счастливы, что спаслись…
Двухметроворостый, с длиннющими руками, страхолюдный с лица и, выражаясь современно, отмороженный — Яков Бакланов был именно что человек войны. Его и свои-то боялись, а у горцев поговорка бытовала: «не хочешь ли убить Бакланова?» — так осаживали слишком увлёкшихся хвастунов…
Служба Бакланова на Кавказе перемежалась – дело военное — назначениями в Пруссию, на Дон, в Вильно, где он заведовал донцами во время «принуждения к миру» поляков в 1867 году. И сопровождалась карьерным ростом – вот станичник уже и генерал-майор, а вот – генерал-лейтенант.
Известна одна литовская история про Бакланова, совершенно непохожая на кавказские. Будучи большим начальником, он не конфисковывал, как было предписано, имения повстанцев, но по возможности учреждал опеки над малолетними детьми сосланных и сохранял за ними имущество. Но было начальство и над казачьим генералом: вызвали его по этому поводу к генерал-губернатору Муравьеву, прозванному тогдашней несистемной оппозицией Вешателем.
М.Н. Муравьев-Виленский
«Вы можете меня и под суд отдать, и без прошения уволить, но я скажу одно: отделом я управлял от вашего имени, которое всегда чтил и уважал; целью моей было так поступать, чтобы на имя это не легло никакого пятна, и совесть мне говорит, что я добился успеха… Я моему Государю, России и вам, моему прямому начальнику, был и буду верен, но в помыслах моих было ослабить слухи о русской свирепости», — ответил Бакланов Муравьеву, демонстрируя не только умение рубить от плеча до седла, но и великолепную дипломатию: Муравьева ответ полностью устроил.
Наверное, российская история вообще и российские истории об ее героях имеют меньше хэппиэндов, чем трагических или, как минимум, драматических концов: «Варяг» должен утонуть, а Гагарин – разбиться молодым и красивым, чтобы соответствовать народной максиме «герои – в земле лежат».
Яков Петрович Бакланов в 1867 году вышел в отставку и после тяжелой и продолжительной болезни умер в чужом станичнику Санкт-Петербурге. Умер в бедности, да в такой, что хоронили его на кладбище петербургского Новодевичьего монастыря за счёт Донского казачьего войска. Пять лет общество собирало деньги на памятник. Зато он получился хорош: на скалу наброшена бурка и папаха, из-под которой выдвинут чёрный «Баклановский значок».
Иван Сидоров, редактор сайта «БОЕВОГО БРАТСТВА»
