У Андрея Николаевича Кузнецова мирная профессия: говорит, навоевался, хватит. Но в ответ на вопрос о том, стоило ли в далёких 1980-х попробовать избежать службы в Афганистане, он искренне удивляется: мол, зачем? Всё было правильно, и если бы довелось повторить – делал бы всё точно так же. И добавляет, глубоко вздохнув: если бы можно было избежать потерь…
В преддверии 30-летия вывода ограниченного контингента советских войск с территории Афганистана, которое будет отмечаться 15 февраля 2019 года, портал profiok.com публикует интервью с Андреем Кузнецовым. Тридцать лет назад он был старшиной той самой легендарной 9-й роты 345 отдельного парашютно-десантного полка, о которой снят известный фильм.
Андрей Николаевич консультировал съёмочную группу этого фильма, так что ручается: события, происходившие во время боя на высоте 3234, воспроизведены Бондарчуком точно и честно. Но наш разговор, скорее, не о прошлом, а о понятиях и категориях, которые вообще не зависят от времени.
- Андрей Николаевич, накануне годовщины выхода из Афганистана советских войск, которые с честью выполнили свой долг, планируется принять заявление Госдумы. В этом заявлении будет дана переоценка событий Афганской войны 1979-1989 годов. В частности, будет дезавуирован тезис о «моральном и политическом осуждении», который прозвучал на печально известном Съезде народных депутатов. На ваш взгляд, своевременно ли это делается? И нужно ли сейчас это делать? Стоит ли ворошить прошлое?
- Честно? Не очень своевременно, давно уже нужно было пересмотреть отношение к тем событиям. И хорошо, что сейчас это делается. Сейчас, по прошествии времени, уже ни у кого нет сомнений, что тогда всё было сделано правильно, и советские войска решили много актуальных задач. Сейчас мы понимаем, что стояли у истоков борьбы с наркотрафиком и террористическими бандформированиями, которые сейчас поднимают голову по всему миру.
- Ретроспективный взгляд действительно многое объясняет. А тогда, 30 лет назад, вы понимали, куда вас направляют, что это за война?
- Ну, тогда мы, конечно, не мыслили так глобально. Просто понимали, что защищаем южные рубежи нашей страны, нам так тогда объясняли. Понимаете, нам было по 18 лет, и мы просто стояли и бились друг за друга…
- А за Родину?
- За Родину – это само собой. Помнили о том, что нельзя опозорить подвиги своих отцов и дедов, победивших в Великой Отечественной войне.
- Неужели 18-летние пацаны на самом деле мыслили и рассуждали в таких категориях?
- А почему нет? Мы все воспитывались в СССР, росли на патриотических фильмах. Эти мысли приходили сами собой.
- В фильме «9 рота» есть эпизод, где новобранцев, стоящих в строю, спрашивают, все ли готовы лететь в Афганистан. Действительно можно было отказаться?
- По умолчанию всё было добровольно-принудительно, но в принципе отказаться мы могли. У меня были двое знакомых в учебке, которые отказались. Их просто направили в другие части: один дослуживал в ГДР, другой где-то в Союзе.
Вы ещё учитывайте, что в Афганистан брали далеко не всех, кто туда рвался. Я просто знаю по учебке, многие мои друзья целенаправленно хотели туда попасть, готовились, но их не брали. А я, скажем так, явного желания не высказывал, но раз уж меня зачислили и начали готовить, отказываться не стал.
- А почему не отказались?
- Ну, мы тогда толком ничего не знали об этой войне. Только слухи… А готовили нас отдельно от других, по усиленной программе. Было интересно себя проверить. Восемнадцать лет же, сплошная романтика… Зачем отказываться?
- Простите за прямой вопрос, но… сейчас, много лет спустя, не пожалели о своём выборе?
- Честно говоря, нет. Точно нет. Мы когда с ребятами встречаемся, бывает, обсуждаем этот вопрос. Никто не жалеет. Все говорят, что если бы довелось всё повторить, пошли бы туда опять. Только, конечно, чтобы потерь не было. А так… Другой службы уже себе и не представляешь.
- Один из самых жутких эпизодов фильма «9 рота» – атака пакистанского спецназа. Отлично экипированные, тренированные, профессиональные убийцы медленно и неотвратимо приближаются – стеной, не пригибаясь, не оставляя никакой надежды. Вы же участвовали в том бою – неужели всё так и выглядело? Что же вам дало силы держаться? Почему не пытались отходить?
- С этими спецназовцами – «Чёрный аист» или, как ещё переводят, «Чёрная роза» – я сталкивался и до этого, в самом первом моём бою недалеко от их тренировочной базы. Да, они так и идут – спокойно, не пригибаясь. Может быть, под воздействием наркотиков или ещё чего-то… Тяжело было. А не отходили потому, что после пары атак убитых и раненых было больше, чем тех, кто мог бы их вынести. То есть было уже понятно, что вынести мы их не сможем при всём желании. Оставался один вариант – биться до последнего, а там уж как сложится.
- Вы нередко говорите в интервью, что после возвращения из Афганистана вас забыли на Родине. Что вы имеете в виду? Кто вас забыл-то?
- Кто нас туда послал, тот и забыл, я так считаю. Страна забыла. Власть. Вот вы представьте: я уходил в армию из одной страны, а вернулся в другую. Всё поменялось: перестройка, гласность, работы нет, всё на деньги меряется, выживает кто как может, ничего не понять. В военкомат пришёл – смотрят на меня круглыми глазами, удивляются, откуда я взялся в январе.
В воспоминаниях ветеранов Афганистана часто звучит фраза: «Мы вас туда не посылали». И это не фигура речи, так очень многим из нас говорили. А когда ты слышишь такое в 19-20 лет, какие испытываешь чувства? Когда ты знаешь, что ты там делал всё, что мог, и реально воевал, а тут приходишь – и от тебя отмахиваются?
Многие ломались. Я считаю, из-за этого. Могу по себе сказать: поговорить с кем-то хотелось, но ни родителям, ни знакомым я не мог рассказывать о том, что я там видел и пережил. Мне и друзья говорили, что я стал совсем другой, а я толком общаться с ними не мог. Вот, соберёмся раз в год с теми, с кем воевали вместе, или поедем к кому-то – вот и общаемся, каждый другому психолог. Сейчас хотя бы реабилитационные центры появились, можно съездить, пообщаться, тех же «афганцев» встретить…
- То есть сейчас стало полегче?
- Ну да, сейчас уже лучше, появилось «Боевое братство», путёвки какие-то дают… Однозначно лучше, чем тридцать лет назад! Но всё-таки очень хотелось бы, чтобы перестали думать, что это была какая-то неправильная война. Как будто я сам по себе взял вещи – и отправился воевать…
- То есть для вас изменение отношения к Афганской войне важно, скорее, с моральной точки зрения? Не из-за льгот?
- Ой, да какие льготы, нам уже по столько лет… Конечно, о материальной стороне уже никто не думает, а моральная для всех по-прежнему очень важна.
- Доводилось ли вам бывать в Афганистане после той войны? Помнят ли там советских «шурави»?
- Да, в 2014 году я туда ездил. Сначала было очень не по себе, а вот съездил – и словно камень с души упал. Кстати, там шикарно к нам относятся! Я даже общался с людьми, которые там против нас воевали. Конечно, мы не в буквальном смысле друг в друга стреляли тридцать лет назад, но, скажем так, проводили боевые операции в одном районе. Они нормально нас встречали, общались.
Мы без проблем ходили по Кабулу, ездили в Баграм, добирались до Хоста. Сейчас американцы даже не контролируют эти районы, а мы туда спокойно ездили. Когда прикрепляли табличку недалеко от той самой высоты, вышли местные моджахеды – прямо в своём одеянии и с оружием. Подошли к нам, выяснили, что мы табличку крепим, дождались, пока закончим. А потом дали нам своё оружие, чтобы мы могли отсалютовать. Нормально относятся, с уважением.
- А как такое возможно? Это уважение воина к воину или что-то ещё?
- Наверное, это потому, что мы воевали по воинскому кодексу чести. Вот я видел в Баграме: база наша, там сейчас американцы сидят. Стоит десятиметровый железный забор по периметру, а на вышках сидят пулемётчики. Подходишь – они молча, не предупреждая, начинают стрелять, чтобы вообще никто не подходил. И сами никуда не выходят. А мы когда там были – ну да, был заборчик полтора метра, колючая проволока формальная. Но мы с местными общались всегда, они к нам приходили. И потом мы там не только воевали, но и помогали. И если кто-то из местных жителей подрывался на мине, мы не проезжали мимо, а доставляли раненого в госпиталь. Может, поэтому у них и нет к нам ненависти.
- Как вы попали в «Боевое братство»?
- Вот тут всё просто. Московское отделение возглавляет Валерий Александрович Востротин, наш командир полка. Мы с ним всё это время поддерживаем тесные отношения, он нас всех и пригласил. Мы, как можем, ему помогаем. Например, ездим по школам или кадетским корпусам, рассказываем детям об Афганистане.
- Наверное, современные дети совсем ничего не знают о той войне? Они вообще историю плохо знают…
- Вы знаете, обычно в классе человек 25 учится. Так вот из них более-менее, как говорится, «в теме» от силы человека два-три. Остальные вообще об этом ничего не слышали. Но когда начинаешь рассказывать – слушают, очень живо интересуются, вопросы задают. Времени, которое отводится на «урок мужества», часто не хватает.
- «Урок мужества»? Интересное название. Разве мужеству можно научить?
- Ну, это же просто название. Мужеству научить действительно сложно, оно из многих частей складывается. Тут и дисциплина, и уважение к старшему… И потом, понимаете, война как бы «оголяет» черты характера человека. Бывает же – вроде, человек и говорит правильно, и физически крепкий, а попадает в стрессовую ситуацию – и всё это куда-то пропадает. А тот щупленький, который всё время был рядом, но на кого бы никогда и не подумал, совершает подвиг.
- А патриотизм воспитывается?
- Да, вот патриотизм воспитывается. Только этим надо заниматься. Воспитывать на тех же книжках, фильмах, примерах, разговорах. У нас в детстве было много всяких книг про Великую Отечественную войну, фильмы были, мы с родителями много разговаривали, мне много рассказывали про моих дедов. Сейчас всё это как-то отошло. С современными детьми мало разговаривают, я так считаю.
- Есть ли у вас личный пример мужества и патриотизма? Конечно, вы взрослый, сформировавшийся человек, но есть ли какой-то образ, пример, который вы постоянно держите в голове?
- Я уже сказал про своё детство: я вырос на многочисленных примерах из фильмов и книг. А ещё в моей жизни есть Валерий Александрович Востротин, под началом которого я прошёл всю свою службу. Во многом он повлиял на формирование моего характера и мировоззрения.
- Общаетесь ли вы с однополчанами, которые после развала СССР оказались в других странах?
- Конечно, общаемся. «Боевое братство» – международная организация. Мы перезваниваемся, встречаемся. Единственное – с ребятами из Украины стараемся не обсуждать «больную» тему, а во всём остальном – всё так же, как раньше. Поддерживаем друг друга, если нужно – помогаем.
- Афганистан, Чечня, Сирия… Как мы теперь видим, это, по сути, одна и та же война, только поколения сменились. Вы видите какую-то преемственность? Или каждое поколение по-своему решает задачи?
- Ну, молодёжь всегда «другая». Помню, я в армии всё удивлялся, когда слышал ворчание старших, что каждое следующее поколение всё хуже и хуже. Я думал: как же так, я же готовился, почему это я хуже? А когда пришли молодые, я посмотрел – и мне правда показалось, что они хуже. Видимо, так всегда кажется, когда ты уже подготовленный, а молодые люди только начинают готовиться и осваиваться. А если серьёзно, я сейчас много бываю в воинских частях и вижу, что туда приходят хорошие молодые люди, целеустремлённые. Достойное поколение!
