Normal
0
false
false
false
RU
X-NONE
X-NONE
MicrosoftInternetExplorer4
/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Обычная таблица»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-qformat:yes;
mso-style-parent:»«;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin-top:0cm;
mso-para-margin-right:0cm;
mso-para-margin-bottom:10.0pt;
mso-para-margin-left:0cm;
line-height:115%;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:11.0pt;
font-family:»Calibri»,»sans-serif»;
mso-ascii-font-family:Calibri;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Calibri;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;
mso-bidi-font-family:»Times New Roman»;
mso-bidi-theme-font:minor-bidi;
mso-fareast-language:EN-US;}
День защитника Отечества давно превратился в праздник по половому признаку, и сегодня не всякий мужчина может похвастать службой в армии. А чтобы женщина, да прошла горнило четырех современных войн… И это не фантастика. Знакомьтесь, старшина медицинской службы Зульфира Калинец.
Ее пращуры из бухарских татар с Великого Шелкового пути, осевших в Тобольской губернии. Окончив в Тюмени десятилетку, она не стояла перед выбором профессии. Ее дедушка и бабушка были народными целителями и, возможно, их навыки передались Зульфире по наследству. Родители говорили, что у нее с трех лет проявились наклонности к лечению всего живого. В медицине она уже 45 лет и до сих пор горячи руки, что, наверное, помогает ее пациентам скорее обретать здоровье.
Английские конюшни
Зульфира легко поступила в тюменское медучилище, попутно подрабатывала санитаркой в операционном блоке областной больницы, а получив специальность лаборанта-клиника и сестры общего профиля, работала медсестрой в стационаре медсанчасти областного УВД.
В 1982 году 25-летней девушкой она узнала от знакомой, что военкомат через «красный крест» набирал гражданских специалистов-медиков для работы в Афганистане. Девушка подала заявление, прошла комиссию, получила синий служебный загранпаспорт и через несколько часов лета на военно-транспортном ИЛ-76 через Ташкент приземлилась на военном аэродроме Кабула.
На тот момент военный госпиталь был палаточным и базировался в низине на окраине военного аэродрома, а потом, когда привезли деревянные модули из Союза, построили сборно-щитовой стационар со множеством отделений. Днем жара под 45, а по ночам отметка на термометре опускалась до 18, и было холодно.
А Центральный военный госпиталь располагался в центре Кабула на территории бывших английских конюшен с толстыми стенами из камня и представлял собой длинные коридоры с деревянными перегородками-стойлами. Силами солдат, медперсонала и лояльно настроенных афганцев удалось превратить конюшни в нормальное и даже безопасное от осколков и пуль лечебное заведение.
Госпиталь охраняли части ВДВ, а подступы к нему тщательно заминировали, установили сигнальные мины и натянули малозаметное проволочное заграждение-сетку. Госпиталь обнесли высоким дувалом из камней, подвели воду, а для помывки персонала и больных установили спецмашины – автодуши. Зульфира работала старшей сестрой сразу в трех отделениях: хирургическом, нейрохирургическом и урологическом.
Осколки и инфекции косили солдат
«Помимо меня в этом госпитале работало около 200 женщин-гражданских медиков. Плюс военврачи-офицеры из Бурденко и академии Пирогова. В наш госпиталь поступало много солдат. В основном привозили десантников после больших операций из Панджшера. Из них мы выковыривали осколки от итальянских пластиковых мин, мин-лягушек и снарядов с надписями: «maidе inUSA». Сильно тяжелых раненых отправляли в Союз, — вспоминает Зульфира. — Очень много поступало ребят с инфекционными заболеваниями. В той стране свирепствовали гепатит и брюшной тиф, страшный внутренними кровотечениями и язвами. Основная причина — грязная вода. У афганцев к этим болезням годами выработался иммунитет: очень острая пища и традиционное употребление гашиша снижали активность болезнетворных бактерий. Местные подсаживали солдат на героин, и многих бойцов доставляли к нам в госпиталь с наркотическими отравлениями».
Днем было относительно спокойно, а вот по ночам душманы обстреливали госпиталь, и кроме трассеров на его территорию залетали минометные снаряды. Один из них угодил в деревянный модуль, и тот полностью сгорел. В нем после смены отдыхали три наши девочки-медсестры, которых побило осколками.Потом всю ночь мы оперировали этих раненых. По счастью, во время того обстрела я была в отделении в «каменных конюшнях», защищенных от осколков.
Коллектив госпиталя был замечательный. Мы дружили с врачами. К нам приезжал Краснознаменный ансамбль 40-й армии и давал концерты, а силами одаренных и талантливых пациентов мы ставили спектакли с участием художественной самодеятельности. Офицеры писали стихи, пели и играли на гитарах. У пациентов глаза светились
Как старый басмач пожалел о прошлом
В Кабуле был красивый центр афгано-советской дружбы с концертным залом и кафе. Мы дружили с афганцами и хорошо общались. Они через Советское посольство и «Красный крест» приходили к нам лечить своих детей и говорили, что военные врачи — лучшие. Мы никому не отказывали в лечении.
Например, у афганского Курманшейха очень пожилой отец-узбек когда-то был басмачом, бился с советами и в 20-е годы под напором красных ушел с отрядом через Кушку в Афганистан. К восьмидесяти годам он серьезно заболел онкологией и его сын добился через Советское посольство в Афганистане и «красный крест», чтобы отца лечили в нашем военном госпитале.
Я ставила старику капельницы, катетеры и промывала мочевой пузырь. Он говорил на узбекском языке, а я с ним на татарском и мы понимали друг друга: тюркские языки схожие. Он сетовал на свою большую глупость и сожалел, что когда-то давно ходил с оружием и покинул Родину. Около месяца его лечили и обезболивали, а потом выписали.
Это был не подвиг
К концу командировки в Афганистан Зульфира не заслужила орденов-медалей (награждали только военных), но смогла накопить на квартиру и вернулась на работу в больницу областного УВД.
По приказу №0030 участники войны в Афганистане приравнивались к участникам Великой Отечественной войны, и ей гарантировался бесплатный проезд в городском и пригородном транспорте, установка телефона и даже льготы по оплате коммуналки.
«На нас, афганцев, тогда люди смотрели как на небожителей, совершивших подвиг! Но это был не подвиг, а просто тяжелая работа. Работали много, не спали сутками, когда поступали раненые. Сам нынешний руководитель Тюменского отделения Всероссийской организации ветеранов «БОЕВОЕ БРАТСТВО» полковник Валентин Глушко в Афганистане попадал в мои руки с контузией и ранением, а через столько лет мы с ним встретились в Тюмени. Я знакома и с Героем России Русланом Аушевым (с 1991 — председатель Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав Правительств СНГ) — он трижды с ранениями лежал в моем госпитале», — вспоминает Зульфира.
Дорога на Кавказ
До 1989 года Зульфира Минигариевна успела проработать в больнице УВД и в детской поликлинике, но волей судьбы все та же женщина из военкомата сагитировала ее на военную службу. К началу августа 1999 года чеченские боевики-«ваххабиты» напали на Дагестан, что послужило началом второй Чеченской войны. Для военного госпиталя в Ханкале требовался медперсонал, и Зульфира призвалась на контрактную военную службу, влившись в только что сформированный под Нижним Новгородом 106-й отдельный медицинский батальон 42-й дивизии. Его формирование несколько затянулось. На военную базу под Ханкалой воинский эшелон зашел только в феврале 2000 года, где сменил Самарский отдельный медицинский отряд спецназначения, стоявший в Ханкале под Грозным с декабря 1999 года. Коллеги-медики оставили новичкам свое спецоборудование, операционные столы и хирургические инструменты.
Зульфиру назначили старшей сестрой операционного блока: «Ни дня покоя как вышли из поезда — с колес началась работа!». Командиры провели боевое слаживание, а дамы-новобранцы сразу же стоптали себе ноги, маршируя по плацу в огромных кирзовых сапогах. Никто из них понятия не имел о воинских уставах. Пришли девчонки с улицы, думали, что война — это игрушка…
«Хорошо, что с приходом министра обороны Сергея Шойгу сейчас обратили внимание на женщин-военнослужащих и шьют для них приличную форму. Нам же дали огромные бушлаты самого малого, 48 размера, и такую же летнюю форму, которую пришлось перешивать вручную», — сетует ветеран. — С наступлением летней жары под 50 градусов работать в уставной военной форме было невозможно. Но женщины выкручивались, вручную делая из мужского нижнего белья (кальсонов) бриджи и блузки с коротким рукавом, пришивали карманы и потом красили зеленкой».
Свидетель жутких терактов
Разгром боевиков-ваххабитов в марте 2000 года в селе Комсомольском серьезно изменил боевую обстановку в Чечне. Часть разбитых и бежавших боевиков обратилась к партизанской войне. 2 июля 2000 года террорист-смертник грузовиком со взрывчаткой протаранил ворота и взорвал машину во дворе временного отдела внутренних дел города Аргуна, где несли службу милиционеры из Челябинской области. «Взрыв был такой силы, что слышался в радиусе 25 км. Ударная волна обрушила двухэтажное общежитие. В результате теракта под завалом и последующего обстрела погибло 22 сотрудника органов внутренних дел, а 112 получили ранения. «Всех раненых доставили в наш Ханкалинский госпиталь, где мы им оказали первую помощь. А 1 августа 2003 года грузовик смертника взорвался у военного госпиталя в Моздоке. В результате этой террористической атаки погибли мои друзья – хирурги и несколько солдат-пациентов», — с грустью вспоминает Зульфира.
19 августа 2002 года она сама стала свидетелем одного из жутких терактов, когда около 17 часов шла в штаб тыла с донесением начмеду дивизии. Где-то сверху раздался хлопок, а подняв голову вверх, увидела, как валит дым из двигателя подбитого и падающего военно-транспортного вертолета МИ-26. Видно было, что его экипаж пытался посадить горящую машину на одном двигателе, но при жесткой посадке вертолет потерял хвост, а из раскрывшейся рампы посыпались солдаты.
«Я бегом в штаб и давай обзванивать всех, чтобы организовать эвакуацию оставшихся в живых. Вертолет упал на минное поле, окружавшее объединенную группировку войск, и спасательная операция заметно осложнилась. Пока саперы проложили проход в минном поле, вертолет сгорел дотла. Заживо сгорело и подорвалось на минах в общей сложности 127 человек. Из них, 117 человек погибли на месте и еще 10 чуть позже скончались в госпиталях.Нам потом пришлось вытаскивать слипшиеся обугленные тела, и отправлять неопознанные в Ростов на экспертизу.
Как потом оказалось, в конце 2001 года басаевцы купили в Грузии и перевезли в Чечню восемь ПЗРК «Игла», с помощью которых, помимо этого грузового вертолета, сбили три Ми-8.
Меня война не испортила
«После пяти лет службы в 106-м госпитале в Ханкале, меня перевели в Ростовский отдельный медицинский отряд спецназначения. Но на этом война для меня не закончилась», — вспоминает Зульфира. — В ответ на вторжение грузинской армии в Цхинвали 8 августа2008 года, российское руководство приняло решение начать войсковую операцию в зоне конфликта и создать войсковые группировки в Южной Осетии и в Абхазии. И наш медицинский спецназ выехал в Цхинвал со своими модулями на передний край и готов был принимать раненых. А после разгрома грузинской армии — в Абхазию, где продолжался военный конфликт».
Военную службу Зульфира Минигариевна окончила в 2011 году, но продолжила работать в военной поликлинике Ростова и в Тюмень вернулась через три года. «Я не считаю себя воинственной. По своей сути я добрый человек, и войны меня не испортили», — утверждает ветеран. — Общаюсь с сослуживцами через соцсети. Они все живут ближе к Москве. В этом году исполняется 20 лет формирования 106-го отдельного медицинского батальона спецназа. Поеду встречаться с сослуживцами-однополчанами».
Виталий Лазарев
