Тандыр

В августе 1986-го года, молодым лейтенантом, довелось мне принимать мотострелковый взвод и сторожевую заставу на горе Тотахан в окрестностях Баграма. Личным составом, вооружением и техникой взвод был укомплектован по штату. Всего хватало. И продовольствия, и боеприпасов. А чего-то даже было в излишке. Так в башне командирской боевой машины пехоты имелось характерное отверстие для проветривания, явно не предусмотренное техническими характеристиками. Это был след от кумулятивной гранаты, которой местные душманы недавно пометили машину. На стрельбу и передвижение машины это отверстие никак не влияло. А при отсутствии кондиционера, воспринималось экипажем вполне себе положительно. Хотя и служило постоянным поводом для шуток и насмешек других экипажей.   А чего не пошутить, когда если есть повод?! Это когда душманы обстреляли батальонную водовозку, было не до шуток. Вообще-то старенький ЗИЛ с пятитонной цистерной, в которой боец из взвода обеспечения раз в неделю привозил на заставу воду с фильтровальной станции, душманы обстреливали довольно часто. Водитель водовозки раз за разом ставил деревянные заглушки в пулевые отверстия, вешал свой бронежилет на дверцу машины и продолжал возить воду по заставам. Но в этот раз серьезно был поврежден двигатель машины. И две недели нам приходилось обходиться своими силами — возить воду из речки Барикав, что протекала у самого подножия Тотахана. Вода была мутная. Никаких фильтров у нас, разумеется, не было. Из-за высокогорья вода кипятилась плохо. Бойцы мучились животами. А сам я вскоре очутился в баграмском инфекционном госпитале с тифом.   Когда через неделю с гепатитом туда же привезли и нашего ротного. По его настоятельной просьбе, мне пришлось покинуть инфекционку. Комбат, конечно же, поругал меня для приличия за то, что я сбежал с госпиталя. Но он и сам прекрасно понимал, что кому-то нужно командовать заставой. И, кажется, в тайне даже был рад, что проблема с поиском временной замены командира 8-й сторожевой заставы разрешилась сама собой.   На Тотахане меня ждала неприятная новость. При недавнем обстреле заставы душманами, один из эР-эСов (реактивных снарядов) угодил в самое сердце заставы. В тандыр — большую печь кувшинообразной формы, в которой повар выпекал лепешки. Продовольствие завозилось на заставу раз в месяц. Вместо хлеба привозили муку. И лепешки были не просто альтернативой хлебу, но еще и излюбленным лакомством многих из нас.   Ведь не было для нас в Афгане ничего вкуснее, чем эти небольшие пшеничные лепешки! Горячие, с золотистой корочкой и ароматной сердцевиной. На завтрак, обед или ужин. А если приезжали нежданные гости (разведчики с дивизионного разведбата или на заставу поднимался замкомандира 345-го парашютно-десантного полка по спецпропаганде Франц Клинцевич с офицерами из полковой разведроты), то лучшим угощением для них всегда были горячий чай, несколько лепешек и пара банок тушенки с порезанными кольцами лука.   Разбитый тандыр выглядел довольно печально. Еще печальнее выглядели мои бойцы. Да, повар пытался выпекать хлеб в полевой армейской кухне, которая для этого не предназначена. И даже пробовал выпекать хлеб на костре. Вопрос с формами для выпечки решился быстро. Цинк из-под 30-миллиметровых снарядов для автоматической пушки БМП-2 оказался немного велик. Цинк из-под патронов вроде бы подходил по размеру? Но тесто в цинке подгорало снаружи, оставаясь сырым внутри. Да, и с блинами, которыми повар пытался заменить хлеб, тоже ничего не получалось.   Срочно нужен был новый тандыр! Да, где же его возьмешь?! В Военторге не купишь, в ближайшем универмаге — тоже. Тем более, что до ближайшего универмага лететь на самолете почти тысячу километров. А самолета на заставе, к сожалению, не было.   Одно радовало, что на днях мне исполнилось двадцать два года. То есть был я уже вполне взрослым, серьезным мужиком, который должен был сам уметь решать свои проблемы. Без посторонней помощи.   А еще был у меня заместитель командира взвода — сержант Нигмат Хашимов, на гражданке работавший учителем русского языка в средней школе. Нигмат был старше меня на пять лет. И, конечно же, гораздо опытнее в таких вопросах. Когда я вызвал его на военный совет, он произнес всего два слова «Хасан» и «Бакшиш».   Хасан был командиром поста самообороны из кишлака Калашахи, что располагался в километре от нашей заставы. Да, вызвать его было вполне логично. Ведь Хасан без особых проблем мог заказать тандыр у местных гончаров.   Похоже, Нигмат умел просчитывать ситуацию на пару ходов вперед?! К товарно-денежным отношениям с дехканами я был явно не готов. Чтобы получить зарплату за время, проведенное в Афгане, мне нужно было смотаться полк. В Кабул. А это 60 километров от Баграма. Плюс еще десять километров от заставы. Разумеется, ни за какой зарплатой комбат меня в полк бы не отпустил. Так что вместо товарно-денежных отношений нужно было решать вопрос по старинке. С помощью натурального обмена. И здесь на первое место выходил тот самый бакшиш («подарок» на фарси).   Вопросы были только в том, за какой бакшиш местный гончар согласится сделать нам тандыр? И где взять этот самый бакшиш?   Разумеется, первым делом мы направились с Нигматом на продсклад. На заставе с бакшишем всегда было не богато. Если и можно было что-то найти подходящее, то только там! К тому же, с продуктами на заставе проблем не было. Проблема была с Марь Иванной — старой, старой коброй, которая жила на продскладе. И которая охраняла наши продукты от крыс и мышей. Когда повар открыл дверь на склад, пошипеть на нас она, конечно же, пошипела. Но больше для приличия. Поздоровалась, так сказать. А затем неспешно уползла за коробки с тушенкой и с рыбными консервами. И оттуда не показывалась. Хотя и хвост свой особенно не прятала.   Мы прошли в дальний угол. Там лежали остатки с прошлого месяца — рыбные консервы. Кое-что по мелочи. Но самое главное, там лежала коробка с офицерским доппайком   Обычно наш офицерский доппаек шел в общий котел. Но пока я лежал в госпитале, повар, почему-то, сохранил мой доппай в целости и сохранности. Это оказалось более, чем кстати! Сгущенку я сразу же отложил в сторону. Она была непременным атрибутом наших самодельных тортов для именинников, а потому ни в каких товарно-тандырных операциях участвовать не могла. В коробке осталось десять банок рыбных консервов, несколько банок сыра, сахар. Бакшиш получался довольно хиленький.   И тут, неожиданно, взгляд мой упал на гильзу танкового снаряда, что стояла у входа в землянку, гордо именуемую казармой. И использовавшуюся в качестве урны. Это могло быть спасением! Другая такая же гильза стояла у канцелярии.        И еще сотни три обычных стальных гильз лежало за казармой.        Но эти две гильзы были сделаны из латуни! Каким чудом они оказались на заставе, сказать сложно, но сейчас они могли здорово всех нас выручить. Ведь местные умельцы делали из латуни красивые тарелки, кувшины и украшения. А потому среди ремесленников латунь ценилась довольно высоко.   В голове моей уже выстраивалась цепочка натурального обмена: гильзы — ремесленникам. Ремесленники — нечто — гончарам. Гончары — нам — тандыр! Но без Хасана в этой сложной схеме было не обойтись!   На молчаливый вопрос своего зама я ответил кивком. Нигмат подошел к углу нашей столовой. От нее вся чарикарская зеленка была, как на ладони. Снял с плеча автомат и четырежды выстрелил в небо над постом Хасана. Это был сигнал выхода на связь. Красивые звездочки трассирующих пуль, словно в замедленной съемке, перелетели над кишлаком Калашахи и упали на поле перед Джарчи и Петавой.   Хасан поднялся на Тотахан ближе к вечеру. Я встретил его традиционным афганским приветствием.   — Салам алейкум! Шаб бахайр (добрый вечер), Хасан. Хуб хастид (как себя чувствуешь)? Сехатэ шома четоураст (как здоровье)?   А после этого отвел к нашему разбитому тандыру. Рядом с тандыром лежал бакшиш — две латунные гильзы и пакет с консервными банками. Для сложных переговоров моего афганского словарного запаса явно не хватало. Можно было позвать переводчиков со станции радиоперехвата, но они были заняты на дежурстве.   Поэтому мне пришлось ограничиться жестами и всего лишь несколькими словами, понятными любому афганцу. Я показал рукой на тандыр, затем на гильзы. Спросил:   — Фахмидид (понятно)?   Хасан согласно кивнул головой в ответ.   — Фахмидид!   Затем показал ему на сверток с консервами. И перевел свой указательный палец на Хасана.   — Бакшиш (подарок) Хасану. Фахмидид?   Хасан довольно улыбнулся в ответ. Видно, представил, как обрадуются его бойцы этому подарку — на посту самообороны с продовольствием было не богато.   Через три дня Хасан снова пришел на заставу. Сказал, что новый тандыр готов. И стоит у него на посту. Это была хорошая новость! Если честно, то все эти три дня я сильно сомневался в успехе нашего товарно-тандырного обмена. Ведь я же никогда раньше не менял танковые гильзы на тандыры. И совершенно не представлял, что из них и сколько стоит? Оказалось, что для афганцев, глина, из которой делались тандыры, была «под ногами». А, значит, ничего не стоила. Труд гончара стоил не дорого. А вот латунь под ногами не валялась…   Уже через полчаса на моей командирской боевой машине пехоты мы были в Калашахах. Механик-водитель бережно расстилал брезент на броне. Наводчик-оператор доставал веревки. Я неспешно прогуливался у входа в крепость Хасана. И ждал, когда его сарбозы (бойцы) вынесут тандыр.   Вскоре два афганца бережно вынесли большой глиняный кувшин (почти в метр высотой). И аккуратно подняли его на боевую машину пехоты. Механик-водитель и наводчик-оператор сразу же засуетились — помогли поставить тандыр на брезент. И начали крепить его веревками.   Тем временем из крепости Хасана вышли еще два сарбоза. И вынесли второй тандыр. Следом за ними шел Хасан. Это было неожиданно. О втором тандыре я даже мечтать не мог. Но я не подал и виду. Большому командиру-шурави, двадцати двух лет от роду, командиру целой сторожевой заставы в чине не много, ни мало, а лейтенанта, не подобало удивляться!   Хасан подошел ко мне.   — Ду пучак (две гильзы) — ду тандыр (два тандыра). Хуб (хорошо)?   Я почти равнодушно кивнул головой в ответ. Показывать, как радостно забилось в этот момент мое сердце, было как-то не солидно.   — Хуб, Хасан. Бисёр хуб (очень хорошо).   И не удержался, обнял Хасана за плечи.   — Ташакор (спасибо), Хасан.   Хасан радостно заулыбался. Ему было приятно, что большой командир не только поблагодарил его за работу на глазах у его солдат и всех жителей кишлака (которые, конечно же, наблюдали за всем происходящим), но и обнял, как брата. Это дорогого стоило!   Никогда в жизни не видел я, чтобы механик-водитель так нежно вел боевую машину пехоты по горной дороге. Никогда не выглядели мы так смешно с наводчиком-оператором, как в этот раз, когда руками и ногами придерживали тандыры на броне. Никогда я так не радовался тому, что плохо знаю афганский язык. Ведь если бы я знал его лучше, у нас был бы всего один тандыр! И никогда раньше у нас на заставе не было такого большого праздника, как в этот раз, когда мы привезли новые тандыры!        Тандыры оказались сделанными на совесть (я до сих пор вспоминаю добрым словом того неизвестно гончара, который их сделал). И прослужили нам до самого вывода войск из Афганистана. А потом еще много лет служили афганцам. Правда, мне уже редко приходилось пробовать лепешки из этих тандыров. Вскоре меня перевели на должность начальника разведки батальона-командира отдельного разведвзвода. И тихая, размеренная жизнь командира заставы закончилась.   Двадцать шесть месяцев прослужил я в Афганистане. Когда выдавались короткие минуты отдыха, между засадами и рейдами, я брал в руки блокнот. Снова и снова рисовал в нем чертежи дома, который мечтал построить, вернувшись на Родину. И рядом с этим домом, под красивым навесом, всегда рисовал тандыр. В память о том, что забыть уже никогда не смогу.   Да, все эти годы я мечтал построить дом. И встречать в нем своих друзей. Угощать их вкуснейшими лепешками из тандыра. И вспоминать былое за чашкой чая. К сожалению, уже через несколько лет делегаты 1-го Съезда народных депутатов назвали всех нас, воинов-интернационалистов, «политической ошибкой». А другие депутаты, годы спустя, отменили Закон о выделении земельных участков ветеранам труда, военной службы и участникам боевых действий. Накопить денег на покупку земли, за двадцать пять лет службы у меня не получилось. И мечта моя о доме и тандыре так и не исполнилась.     P.S. Из воспоминаний Сергея Андреевича Егорова, командира гранатометного взвода 2 мсб 180 мсп (служил в Афганистане в 1984-86 гг.):   «Пролог к твоему рассказу, как всё начиналось.   Летом 85-го я переехал на Тотахан с 11-А заставы, где в крепости в полу комнаты был стационарный тандыр. Продукты на канал попадали только вертушками, частенько с перебоями. Тандыр здорово выручал. Ну и конечно шелковица, дикобразам иногда не везло.   На Тотахан в то время хлеб завозили раз в пять дней. После лепешек — пятидневный хлеб? Только не это. С Хасаном вопрос был решен продовольственным бартером: по пол-мешка муки и риса. Тандыр забирали шишариком минометчиков, в кузове четыре бойца держали его навесу на руках. Глину для обмазки добывали у подножья горки. С зампотылом дивизии пришлось пободаться, но вопрос о замене хлеба на муку был решен.   С 345-м я не пересекался. А вот как-то раз внезапно прибывшие разведбатовцы во главе с начальником разведки натурально чумели от восторга, когда привезенное с собой угощение закусывали пловом и свежими лепешками в нашей столовой-ленинской комнате, да еще при свете электрической лампочки.   Комиссовали, значит, нашего кормильца…   Саша, тандыр же стоял ниже хребта, по восточному склону. Каким макаром в него мог угодить РС? Разве что только с юга вдоль хребта прилетел?»